Кончина

Она долго болела. В середине 2000-х у неё открылась эпилепсия, вызванная якобы родовой травмой. Начали лечить один недуг – заработали другой: цирроз печени.

- Я ничего не вижу, - заявила она утром, приготавливая завтрак.

- В каком смысле? – не понял я.

- Пелена перед глазами.

- Давай, врача вызовем?

- Не надо, - сказала Лена, - пойду, полежу.

На работу я уехал встревоженным. Старшему сыну, Александру, который этой осенью вступит в совершеннолетие, велел наблюдать за мамой и звонить мне, если что.

Он позвонил в обед.

- Папа, - услышал я испуганный голос ребёнка, - приезжай скорей, с мамой плохо.

- Что с ней?

- Она говорить не может и ведёт себя неадекватно.

- Я вызываю скорую помощь. Буду через 30 минут.

К моему появлению в квартире, врачи трудились уже вовсю: снимали ЭКГ, замеряли кровяное давление.

Лена была в сознании, но говорить, действительно, не могла. Вместо слов получался какой-то хрип или даже храп.

- Я с тобой, любимая, не волнуйся, - приникнув к ней, сказал я, прикоснувшись к её лицу.

Наши глаза встретились: «Спаси меня! Мне страшно!», - говорила она мне ими…

- Что с ней, доктор?

- Последствия приступа эпилепсии, вероятно, - ответил врач. – Она сейчас оглушена. Будем госпитализировать.

И в этот момент с Леной случился ещё один приступ: тело выгнуло в дугу, кисти скрутило судорогой, глаза закатились, и всю её начало трясти с пеной у рта. Тяжелое испытание для психики, доложу вам: беспомощно наблюдать страдания самого близкого человека…

Елену госпитализировали в нейрореанимацию областной клинической больницы – она была их пациентом, проходила там лечение печени.

Вернувшись на работу, зайдя в кабинет, я увидел мотылька, порхающего над рабочим столом, и сердце моё дрогнуло... Через час позвонил дежурный реаниматолог и печальным, сочувственным голосом произнёс: «Ваша жена умерла».

Первая встреча

В 41 школу на улице Воровского в городе Тюмени я попал в 1981 году, когда отцу-военнослужащему дали жилье в том районе. Ещё в начальных классах обратил внимание на красивую, скромную девочку, за которой всё время ходил Сергей Парфенов на параллели. А когда их класс расформировали по неизвестной причине, эта девочка попала к нам, в 6 «А». Её звали Лена Глазунова. Местные хулиганы сразу стали дразнить новенькую «глазуньей», на что та, конечно же, обижалась. Скромная девочка оказалась с характером. Она умела дать сдачи, но однажды силы оказались неравными, и Лена заплакала.

Терпеть такое издевательство над ребенком дальше - было выше моих душевных возможностей. Поэтому, вскочив на парту, я крикнул на весь класс, чтобы всем было слышно: «Кто ещё хоть раз её тронет – будет иметь дело со мной!». «А ты, - обратился я к Глазуновой, - садись за мою парту».

Интриганы быстро сообщили Парфенову, что у его подруги появился новый защитник. И после уроков, как и водится, мужчины пошли выяснять отношения в укромное место, подальше от посторонних глаз.

Была отличная драка, после которой Лена задержалась за моей партой надолго.

Первый поцелуй

Целоваться, как ни странно, мы начали только в 17 лет. Курсантом военного училища я приезжал в отпуск, дарил ей цветы, мы гуляли, а, провожая возлюбленную, в подъезде…

Но и до поцелуев было много страстей.

В 8 классе Лена меня вдруг разлюбила. То есть охладела абсолютно. Завистливые подруги наговорили ей обо мне всякие нелепые гадости, чтобы нас рассорить. И Глазунова «повелась», демонстративно отсев за парту у меня за спиной.

- Как ты могла им поверить? – повернувшись к ней на перемене, спросил я её.

- Убери руку с моей парты, - высокомерно отвечала она голосом Снежной королевы.

- Не уберу, пока не ответишь.

- Убери, а то хуже будет, - спокойно пригрозила Елена, вынимая нож из точилки.

- Не уберу.

- Тогда я сейчас тебя порежу.

- Режь.

И она хладнокровно резанула мне по руке. Кровь хлынула ручьём прямо на парту.

- Дурак! – крикнула она и убежала.

В суворовское училище я уходил с разбитым сердцем. Писал ей письма - она рвала их, не читая…

Вернуть любовь помог случай.

После первого курса Львовского высшего военно-политического училища я прилетел домой, в отпуск. В Тюмени меня ждала другая. Но совершенно неожиданно, проезжая мимо «Нептуна» на КПД, на остановке я увидел Андрея Шарапова, нашего одноклассника и моего школьного друга со сложной судьбой. В то время, как я отправился в суворовское училище, он первый раз сел в тюрьму, и пока я учился военному делу «настоящим образом», он – настоящим образом - постигал изнанку жизни.

Обнялись после долгой разлуки. Выяснилось, что он только что «откинулся». Я пригласил его в гости, в родительский дом. Мы пили мамину плодово-ягодную настойку и жадно общались.

- Заходишь к ней? – спросил Шарапов, кивнув на окна Глазуновых, когда мы проходили мимо её дома.

- Три года в глаза не видел.

- Любишь её по-прежнему? – спросил друг.

- О чём ты! Там уже все травой поросло.

- Давай зайдём? – неожиданно предложил Андрей.

Зашли.

Вы бы видели, с каким изумлением она смотрела на меня, открыв дверь! Мои суворовские страдания вмиг окупились с лихвой.

Мы пили чай, Шарапов травил анекдоты, потом под гитару я пел Высоцкого и Малинина, а вечером она подписала каждому на память по фотографии с её портретом, и мы распрощались.

- Зачем ты меня сюда привел, - ворчал я на Шарапова, спускаясь по лестнице вниз, ощущая, что любовь к Лене в моей душе никуда не уходила, а просто терпеливо ждала счастливого случая зацвести с новой силой. – Всю душу разбередила мне эта встреча…

А на следующий день вдруг звонок в дверь. Мама открыла.

- Сынок, - кричит, слышу, - кто к нам пришёл!

На пороге стояла Лена.

- Ты фотографию забыл, которую я тебе подарила, - сказала она, протягивая мне свой портрет…

Овен и Рак

Мы поженились 31 июля 1993 года. «Золотых гор не обещаю, - сказал я ей, предлагая руку и сердце, - но скучно тебе со мной не будет».

«Лена ему - не пара, - высказывала маме собственное мнение наша классная руководительница Людмила Дмитриевна Рубахина. – Слишком проста, из рабочей семьи. Сереже нужна девочка из классической интеллигентной семьи».

Впечатлительная мама, предварительно перерыв все гороскопы, затевала со мной разговор.

- Вот, сынок, послушай, что пишут, - говорила она, надевая очки, с книгой в руках, - «Огонь и вода – две не сопоставимые стихии могут сильно осложнить жизнь друг другу. Их любовь будет раскаляться добела и сильно искрить. Но если они научатся компромиссу, то их союз будет очень крепок».

Папа тоже был против свадьбы, но не потому, что ему не нравился мой выбор – Леночка ему очень нравилась, - а в связи с тем, что время обзаводиться семьёй, по его мнению, я выбрал неподходящее: впереди меня ждал последний год академического обучения в Москве, куда всех нас, отказавшихся принимать украинскую присягу, перевели после выхода Украины из состава СССР . Однако, выслушав ультиматум о твердом намерении расписаться с Леной ближайшим летом, Валерий Ильич «благословил» наш брак.

Между тем начальник курса обещал, что если мы уберём урожай в Подмосковье по-стахановски и без происшествий, то он похлопочет о комнате в семейном общежитии академии для заместителя командира взвода, старшего сержанта С. Суразакова и его молодой жены.

Овощи мы собрали в тот год досрочно, на неделю раньше плана. Парни не подкачали, и особых «залётов» не случилось.

Ранним октябрьским утром Лену с тремя тюками хозяйственной утвари на Казанском вокзале в Москве встречало целое отделение курсантов Гуманитарной академии ВС РФ (ВПА им. Ленина) на арендованном автобусе. На утренней поверке я обратился к четверокурсникам с речью.

- Товарищи курсанты, - сказал я, - ко мне приехала жена, и временно она поживет пока у нас. Предупреждаю, если в её сторону кто-то плохо посмотрит или не уступит место у плиты, или, не дай бог, обидит – пеняйте на себя.

Строй неодобрительно загудел, но спорить с КМС по боксу никто не решился.

Так и жили.

Друзья освободили комнату для нас с Леной, уплотнив соседей по курсантскому общежитию, и жена приступила к своим обязанностям. Она варила, стирала, гладила, прибирала, мыла, создавала красоту и уют.

Любила она только меня. По ночам, на узкой армейской железной кровати с безжалостно скрипучей панцирной сеткой. И я её любил…

Пребывание молодой женщины – жены командира группы – в мужском общежитии заметно дисциплинировало личный состав. Прекратилось громкое ржание, поубавилось матерщины, курсанты, наконец, перестали шляться по коридору в трусах.

Через месяц Лена стала всеобщей любимицей. Да и как её было не любить: красивая, добрая, вежливая и безотказная, в смысле всегда готовая придти на помощь по хозяйству в быту.

А комнату в семейном общежитии тем временем всё не давали. У курсового начальника постоянно находились отговорки. «Потерпи ещё немного», - еженедельно закрывал он тему семейного жилья.

Жена тоже начала расстраивать. Прихожу однажды с учебы – плачет.

- Что случилось?

Молчит.

- Тебя кто-то обидел?

Молчит. Есть такое у Раков: прятаться в нору и молчать. Ужасно раздражает. Начинаю нервничать.

- Ну, что ты молчишь? Говори. Что тебя беспокоит, в чём дело, отчего ты плачешь?

- Мне без тебя плохо, - наконец, выдает Лена причину своего расстройства. – Ты уходишь рано утром, а приходишь только к ужину.

Вот оно что - любимая заскучала.

- Леночка, это же Москва! Театры, кинотеатры, музеи, выставки – развлекайся, пока я учусь. Деньги есть (гроши были, благодаря клубу «Банзай», в котором ночами, по выходным, я работал гладиатором в боях «без правил» с тотализатором – Авт.).

- Мне не нужна Москва, мне ты нужен, - обезоруживала она и заливалась ручьем.

В сентиментальных чувствах приходилось объяснять голубушке специфику военной службы и роль жены военного, которая заключается в долготерпении.

- Привыкай, звездочка моя, - оканчивал я воспитательную беседу, - это жизнь.

Действия такой беседы хватало ровно на три дня, а потом опять начинались слёзы.

И однажды «дамба» не выдержала.

Мы с товарищами сидели в соседней комнате, обсуждая какую-то новость. За разговорами не заметили, как стрелки часов перевалили за полночь. Вдруг дверь с ударом распахнулась, в комнату влетела Елена и, сверкая молниями из глаз, крикнула мне: «А ну-ка быстро домой!».

Немая сцена длилась недолго.

- Извините меня, друзья, мне пора, - сказал я и вышел.

В ту ночь мы крепко поругались.

На следующий день я посадил Лену на поезд и, несмотря на её слезливые детские клятвы «я больше так не буду», отправил к родителям в Тюмень.

Семейная жизнь и дети

Был ли я хорошим мужем? Это вряд ли.

Лишь последние четыре года, пожалуй, с появлением дочери, Алисы, угомонив своих демонов, которые порой вытворяли такое невообразимое, что и вспоминать не хочется, я жил спокойно.

А в молодости… Отказавшись от военной карьеры, заплатив неустойку минобороны, очутившись в свободном гражданском мире искушений и наслаждений, двадцатидвухлетний пижон с дипломом журналиста, вернувшись в Тюмень, ударился во все тяжкие.

Надлом психики, похоже, произошел ещё раньше, с развалом СССР. «Всё можно!», - пронеслась шальная мысль в голове у молодого хозяина, наблюдавшего, как хозяева постарше нагло делят страну, а на улице правит закон сильного. «Ты храбрый воин, - говорил Абдула из «Белого солнца пустыни», - садись на коня, бери в руки ружье и возьми сам, что хочешь»…

Моим «ружьем» стала авторучка. Профессия позволяла совать нос в чужие дела, а конфликты интересов предпринимателей были самой лучшей «мутной водой», в которой можно было половить рыбку - большую и малую. И я ловил, отмечая бурно всякий раз свой «улов»: дискотеки, кабаки, шлюхи… Плюс разборки, скандалы, драки, травмы, ножевые ранения, больница… милиция.

Каково ей было всё это выносить? Но ничего, терпела и прощала.

Жена серьёзно сникла только один раз в жизни, когда медицина поставила ей диагноз: бесплодие 2 степени.

- Я знаю, - говорила она, - теперь ты меня бросишь.

- Не мели чепухи и не бери в голову, - отвечал я. – Они тебе наговорили, а ты и поверила. Дети – это промысел Божий, тут медицина бессильна, вот и придумывают всякие болезни, чтобы скрыть своё бессилие.

И вправду, в 1996 году, спустя три года после свадьбы, Бог смиловался, и Лена забеременела. Отношения с супругой в то время были на грани развода из-за того, что мне казалось, будто я её разлюбил.

- Живи, как хочешь, - сказал мне мой отец, - но ребёнок должен родиться, я его воспитаю, если ты на это не способен.

Валерий Ильич умел мотивировать и быть убедительным.

Меня закусило: «Кто не способен? Я не способен?! - возмущался мой внутренний голос, - о, папа, ты просто не знаешь, на что я способен!».

И как-то незаметно сначала один мальчик вырос - готовится к срочной службе в Пограничных войсках; через шесть лет появился другой – Илья – ему двенадцать; а спустя ещё восемь зим, четыре года назад, родилась Алиса.

Вот вам и «бесплодие 2 степени» и «не способен воспитать».

Хотя, надо признать, воспитывала детей Лена, а я лишь покрывал расходы по содержанию домашнего хозяйства, время от времени представительствуя на родительских собраниях в школе. Когда у пацанов начинал зашкаливать «борзометр», я включал строгача, и следовали карательные санкции, начиналась реакция. Проверкой же уроков, лечением сыновей, домашним очагом – всем этим занималась Лена.

Она была настоящей домохозяйкой. Я попросил её уволиться с работы и заняться Ильей лично, после того, как в муниципальном детском саду воспитатели начали меняться с пугающей частотой, два раза в месяц, а их квалификация вызывала большие сомнения.

У Лены было среднее профессиональное образование. Она окончила Тюменское медицинское училище и продолжительное время работала фармацевтом. Её, к примеру, хорошо знают и до сих пор помнят в муниципальной аптеке № 118.

Потом, окончив бухгалтерские курсы, трудилась в бухгалтерии строительной фирмы, затем помощником директора в кафе у моей сестры.

Иногда она грустно вздыхала о профессиональной нереализованности, на что я говорил, что главная миссия женщины в жизни – это её семья и её дети.

И Лена жила нами, для нас, ради нас…

Рождение третьего ребенка было осознанным выбором нас обоих. Подозреваю, что у неё были определённые сомнения на мой счет – она имела право не доверять мне на 100 процентов: грехи, водившиеся за мной, давали ей это право, - но, тем не менее, рискнула, и, судя по всему, была счастлива последние годы.

Появление дочери вызвало в моей душе глубокие отцовские чувства, не сопоставимые по силе восприятия с тем, что я испытываю к сыновьям. Да, есть долг и родительская любовь по отношению ко всем детям, но девочка – это отдельная психология и другие отношения, более внимательные, что ли.

Жена приятно удивлялась и не могла нарадоваться, видя, как ревностно я вожусь с дочкой, гуляю с ней, вожу её к педиатру, читаю ей сказки, играю с ней в развивающие игры и так далее, и так далее, и так далее…

Свет и смерть всегда где-то рядом

27 июня мои «курсанты» собирались в Москве на 20-летие выпуска. Майоры, подполковники, полковники, журналисты, бизнесмены и даже чиновники – они ехали со всей страны, чтобы увидеть друг друга. Я не смог быть на этой встрече, в связи с плохим самочувствием супруги.

Мы уже спали, когда зазвонил мой мобильник. Друзья вывели звонок на громкую связь и замерли в предвкушении тоста. Я извинился за то, что не присутствую, так сказать, воочию, пожелал всем здоровья, всяческого благополучия и прервал связь.

- Ты меня, наверное, возненавидишь, - сказала вдруг Лена (она не спала и всё слышала), – не поехал из-за меня на вечер встречи, а друзья тебя так ждали…

- Леночка, - сказал я ей ласково, гладя по плечу, - ты у меня – единственный и неповторимый друг. Я хочу быть с тобой.

- Спасибо, папочка, - тихо сказала она и заплакала…

За два дня до смерти Лена исповедовалась священнику и причастилась. Обряд Святого Крещения провёл отец Михаил в Церкви Михаила Архангела. Он же отпевал Елену на прощании в ритуальном зале № 1 нового многофункционального клинического комплекса «Медицинский город» на 4 км Червишевского тракта, 11.

«Мы должны радоваться, - сказал батюшка после службы, - что Господь сразу взял её к себе, распахнув перед ней врата Царствия Небесного!».

P.S. 7 июля Лене должен был исполниться 41 год. Не исполнился. В этот день с утра с неба полилась вода. Небо плачет дождём. А мне уже нечем плакать, да и нельзя. Теперь я – один за всех…

Сергей Суразаков