Постичь глубины, покорить высоты

Сорок лет своей жизни тюменец Анатолий Ефимов провел в геологоразведочных экспедициях. Именно в них в полной мере проявились его характер и талант организатора, нашли достойное применение глубокие знания и бесценный практический опыт

Постичь глубины, покорить высоты

Хрустальный лом

Новоиспеченный начальник транспортного цеха Карской экспедиции Анатолий Ефимов в те первые дни после назначения на должность не мог позволить себе любоваться красотами Харасавэя. Его удручал длинный унылый строй сломанных, пришедших в полную негодность автомашин и тракторов. Один лишь ГАЗ-71 был на ходу, остальная техника — «на коленях».

Ефимов приступил к делу сразу, без раскачки. В рекордные для здешних условий сроки были восстановлены десять тракторов, без участия которых ни о каком монтаже буровых (как, впрочем, и о других серьезных работах) не могло быть и речи. Далеко не новичок в этих вопросах, Ефимов понимал, что в заполярных широтах существуют совсем иные мерки надежности для железа: механизмы и двигатели, вполне долговечные на Большой земле, не выдерживают единоборства с ямальским морозом. Здесь и монтажный лом, совсем не тонко изящную вещь, запросто можно сломать о колено, как хрустальную палочку. Железное здоровье агрегатов, к тому же, коварно подрывал избыток солей в местной воде. Чего уж говорить о людях, рискнувших потревожить вечную мерзлоту этого удивительного края. Красиво пели под гитару: «Постичь глубины, покорить высоты»… Но романтике предпочитали более весомое и прозаичное слово — работа. Ценили деловую хватку, умение с честью выходить из самых тупиковых и непредсказуемых ситуаций.

Анатолий Ефимов легко и естественно стал своим человеком в экспедиции, о которой вскоре заговорила вся страна. Не отличаясь кротким нравом и дипломатическими манерами, но зарекомендовав себя надежной и ответственной «рабочей лошадкой», он вскоре становится начальником базы производственного обеспечения, а спустя несколько лет — заместителем начальника экспедиции.

Испытание на прочность

Ему есть о чем вспомнить. О том, например, как в кромешном мраке, под завывание пурги, собирали неподалеку от аэропорта первую буровую вышку. Как ставили ее над самым центром Харасавэйской структуры.

Пятидесятитрехметровая стальная башня гордо возвысилась над прибрежной тундрой, став отличным ориентиром для пилотов. Приезжавшие в базовый поселок члены различных комиссий гордились тем, что воочию видели мощные корабли с известными всему миру именами: «Ленин», «Арктика», «Сибирь»… Эти атомоходы были проводниками грузовых караванов, доставлявших на Харасавэй тысячи тонн долгожданных грузов.

— Нередко случалось так, что заблаговременно пробитая и расчищенная к месту швартовки судов дорога вела… в никуда, — рассказывает Анатолий Сергеевич. — Многодневный титанический труд по подготовке трассы в одночасье могла уничтожить подвижка берегового льда, и приходилось все начинать заново, работая до изнеможения, в несколько смен. Иногда вместо запланированной восьмикилометровой дороги сооружали пятнадцативерстовую, и она оказывалась самой протяженной за истекшие годы и одновременно самой скоростной.

Большие испытания довелось выдержать Ефимову весной 80-го. Его назначили начальником штаба по прокладке трассы и приемке грузов. Из-за адских холодов и сильного ветра ледокол «Сибирь» пробился к мысу только в конце апреля. Сухогруз «Пионер Якутии» не сумел встать на якорь в заранее запланированном месте: все расчеты перечеркнула огромная трещина, она расколола импровизированный причал, а в довершение к этой пакости — и подготовленную дорогу.

И снова вышли на лед стосильные трактора, бульдозеры, снова сели за баранки мощных КРАЗов лучшие водители, и в обход трещины была проложена двухкилометровая петля… А через пару дней нависла угроза таяния снегов, океанский зимник могли размыть сбегавшие с береговых склонов ручьи. Настала пора проявить трудовой героизм такелажникам, работавшим на разгрузочной площадке.

— Подгонять никого не пришлось, — вспоминает Ефимов. — Аврал длился всего неделю, за это время были освобождены от контейнеров и материалов все трюмы прибывших сухогрузов. Тридцать тысяч тонн дорогостоящего оборудования и материалов, принятых в ту ледовую навигацию, быстро обернулись доброй дюжиной скважин, пробуренных в разных точках «полуострова сокровищ».

Анатолий Ефимов принимал самое деятельное участие в уникальной операции по переброске буровой установки на Малыгинское месторождение - прямо по льду Карского моря. Этот вариант предложил старожил экспедиции, опытнейший Александр Аплётин. Именно он, еще в начале 60-х, рискнул перевозить неразобранные буровые по рекам на специально оборудованных баржах. Почему бы не использовать данный опыт в Заполярье, решил Александр Павлович. И форсировал излучину моря по льду.

Уникальный эксперимент

— Вереница тракторов ползла по застывшему заливу несколько суток подряд, — говорит Анатолий Сергеевич. — Громадину-вышку, установленную на полозья, тащили на буксире. На одном из отрезков пути сильный ветер мог опрокинуть башню, пришлось взять для подстраховки два резервных трактора. Труднее всего одолевали забитое торосами устье какой-то речушки — в этом месте в упряжку впрягли даже артиллерийский тягач. Зато представьте всеобщее ликование, когда в тундре появился геодезический знак, указывающий центр буровой. Нам все же удалось преодолеть расстояние в 380 километров и доказать себе и другим, что подобные «авантюры» возможны!

Год за годом продолжалось чуткое прослушивание недр Ямала. Были запеленгованы Крузенштерновская и Малыгинская структуры, а вскоре геофизики нанесли на свои карты обширную Бованенковскую площадь, названную в честь погибшего товарища Вадима Бованенко.

Тогда, в самом начале 80-х, лишь очень высокопоставленные партийные чиновники, да горстка опытных первопроходцев знали: у этого месторождения — большое будущее. Ведь запасы гигантской газоконденсатной кладовой, по расчетам специалистов, превосходят залежи Уренгоя и Ямбурга.

Бованенковское раскинулось за сотни километров севернее Полярного круга, почти в центре Ямала. Вечная мерзлота в короткие летние недели успевает оттаять здесь всего на 30 — 40 сантиметров. Под ней — многометровый монолит смерзшихся пород, не уступающий по твердости граниту.

— Перед тем как начать крупномасштабные работы на труднодоступном месторождении, к нему доставили сотни тысяч тонн грузов, начиная с буровых станков и кончая гвоздями и мукой, — вспоминает Ефимов. — Мощные вездеходы, автомашины, трактора тянули по зимникам вагончики, передвижные электростанции, всевозможные механизмы.

Руководство экспедиции разработало свой сценарий доставки грузов, где основная роль отводилась продвижению караванов судов во льдах и выгрузке на припай. В сложной обстановке дорогу пробивал ледокол «Сибирь», который в первый же год эксплуатации держал экзамен на подступах к Харасавэю. И если раньше все грузы на лед переносили подъемным краном, то на этот раз приняли решение скатить тяжелую технику по аппарели — откидному трапу. В том числе болотоходы «Тюмень» весом по 46 тонн, хотя гидрологи гарантировали прочность льда до 30 тонн.

Медленно опускается стальная аппарель, напоминающая подъемный мост средневекового замка. Правда, механизмов здесь побольше — система лебедок, амортизационные устройства. Специальные каучуковые прокладки и гидравлические амортизаторы давления… И вот из темного чрева корабля выползает высокая кабина, за ней — длиннющий прицеп. Двери кабины и верхний люк распахнуты — на всякий случай. На водителе, поверх мехового комбинезона, надет красный спасательный жилет, вокруг пояса завязан тонкий капроновый канат, второй конец которого в руках у моториста, стоящего поодаль. Болотоход осторожно ступает на лед, затем, не останавливаясь, спешит к берегу.

Следующая машина сходила уже более уверенно. Мороз за 30 градусов, арктический ветер несет поземку. Но работа не прекращается ни на минуту. Питание привозят прямо на ледовую площадку. А тем временем в базовом поселке уже собирается крупный санно-тракторный поезд на Бованенково. Зимник туда, под чутким руководством Ефимова, закончили пробивать еще накануне.

Профиль Петра Первого

Из иллюминатора МИ-8 хорошо видно, как белую целину полуострова прорезали тонкие нити дорог. Вот извилистое русло Мордояхи — реки, впадающей в Карское море. Чуть дальше четким квадратом вырисовывается вертолетная площадка и несколько сборных домиков.

До боли знакомые эти картинки и сейчас, много лет спустя, живут в памяти ветерана северных широт Анатолия Сергеевича Ефимова. В аккуратной картонной папке он бережно хранит памятные знаки, дипломы и почетные грамоты, которые вручались ему за добросовестный труд. Особо гордится миниатюрным значком с чеканным профилем Петра I — «300 лет горно-геологической службе России».

О трудностях былых и нынешних Ефимов говорить не любит. Характер у него нордический, стойкий. Пожалуй, лишь Зинаида Васильевна, верная спутница его жизни, разделившая все тяготы и лишения, боли и радости, способна до конца понимать, чем расплачивается ее супруг за эту стойкость.

Нет, они ни о чем не жалеют. Их судьбы оказались тесно переплетены с биографией страны, в которую они продолжают верить, несмотря ни на что. И только смутное чувство грусти возникает в душе ветеранов при виде вахтовых самолетов, берущих курс на Тюменский север. И скупая слеза навернется при первых аккордах некогда популярных песен — ровесниц отчаянной юности…

Григорий Запрудин, слесарь Карской НГРЭ в 80-е годы

Фото из архива автора

 

Возврат к списку

Текст сообщения*
Защита от автоматических сообщений
Загрузить изображение